Григорий Ревзин Наукограды в России: вопросы генезиса
1. Бутиковые производства индустриальной эпохи
ХХ век центрируется II-ой мировой войной: политика, экономика и наука до 1939 года развиваются в СССР и Европе, чтобы победить в ней, а после 1945 (с подключением США) — освоить ее результаты, чтобы победить в III-й. Упрощая, можно сказать, что международная история XX века выглядит как многоборье по семи дисциплинам: танки, артиллерия, авиация до войны, ядерные боеприпасы, ракеты, компьютеры и биохимия после.
Первые поселения, ставшие наукоградами, строились, во-первых, для авиации (Жуковский — 1934, Королев — 1938, Новоуральск — 1941), во-вторых для артиллерии (Дзержинский, опять же Королев, где после ЦКБ-29 — знаменитой «шараги» Туполева — появилось Центральное артиллерийское конструкторское бюро (ЦАКБ) Василия Грабина (1942), Саров, где до того, как создать атомную бомбу, делали снаряды для «Катюш»). Города артиллерии и авиации есть, но нет танковых. Почему? Танки составляли основное оружие XX века, с первой мировой до настоящего времени они проделали колоссальную эволюцию. Количество человеческого гения и экономических ресурсов, вложенных в танкостроение, вполне сопоставимо с тем, что отдали самолетам и даже ракетам, но почему-то танки не потребовали строительства наукоградов.
Количество инженеров и конструкторов сопоставимо с любым из наукоградов. Однако, танковый завод — тот же автомобильный. Уровень автоматизации труда был таков, что такой завод требовал примерно сто тысяч рабочих. Главным советским танкоградом во время войны стал Челябинск, туда были эвакуированы харьковский, ленинградский (кировский), воронежский, сталинградский и московский («Красный пролетарий») заводы, туда же — большинство конструкторских бюро и институтов, что позволило создать научно-конструкторский центр во главе с Жозефом Яковлевичем Котиным. Население Челябинска выросло в разы, с 113 тысяч в 1931 до 618 тысяч в 1956. Именно поэтому из городов, обслуживающих танкостроение, наукоградов не получалось — получались большие индустриальные города.
Танк стоил на порядок дешевле самолета-истребителя, на два порядка — самолета стратегической авиации и на три — дешевле первых межконтинентальных ядерных ракет. Этим определяется структура производства, а ей — структура поселения. Танкограды становятся городами-милионниками, а емкость наукоградов — 10-100 тысяч человек. Наукограды — это города бутиковых производств эпохи индустриального милитаризма. Хотя мы знаем несколько наукоградов, возникших на основе старых городов (Бийск, Мелекесс-Димитровград, Переславль-Залесский, Петергоф) — но это исключения. Наукограды как правило появляются на голом месте. Раз так, кто-то должен был придумать и обосновать формат наукограда. Но ничего подобного нет. Наукоград складывается постепенно, под влиянием множества факторов, которые никто заранее не просчитывает. Есть базовая схема — наука, полигон, опытное производство. Дальше наощупь находятся элементы ее превращения в город.
2. Случай в Стаханово
Первым наукоградом России является Жуковский (с 1938 по 1947 — город Стаханово). Решение о строительстве принимается в 1934 году, план города великий конструктор Андрей Туполев заказывает великому архитектору Виктору Веснину. Казалось бы предполагалось нечто замечательное. Ничего подобного.
В планировке Жуковского даже те черты, которые в истории советской архитектуры получили гордое и отчасти бессодержательное название «соцгород»
[1], не просматриваются. Тут ничего не изобреталось, задача создания нового формата города не осознавалась ни архитектором, ни заказчиком. Ядро города проектируется как завод эпохи ранней сталинской индустриализации. На главной дороге, Быковском шоссе, на одной стороне выделяется квартал под промзону (ЦАГИ), на другой — под жилые кварталы. С градостроительной точки зрения пустить проездное шоссе через центр города — это значит уничтожить центр. Но с точки зрения завода это экономия на транспортных расходах — снабжение идет по уже существующей трассе. Ровно так же — на главном шоссе — четырьмя годами раньше Альберт Кан, возможно повлиявший на Виктора Веснина в вопросах промышленной архитектуры, расположил комплекс Автозавода в Нижнем Новгороде (и схожие кварталы жилья против автозавода спроектировал там Илья Голосов). Градостроительная логика сводится к идее экономии ресурсов.
Туполев и Веснин фактически замышляли рабочий поселок при производстве. Однако будущий Жуковский включил в себя две случайности. Во-первых, ближе к вокзалу там располагался фрагмент города-сада Кратово (Прозоровское), построенного по проекту Александра Таманяна. Там были санатории и дачи (в одной из которых жил Туполев). Во-вторых, к востоку от промзоны ЦАГИ располагался аэропорт Раменское, а между аэропортом и ЦАГИ — лес. Дачи остались от дореволюционной жизни, а лес сохранили на потом, когда аэропорт вырастет. И то, и другое не входило в замысел города, одно пришло из прошлого, второе осталось на будущее. Но и то, и другое прилепилось к городу.
Ранние индустриальные города сталинского времени (тот же Челябинск) — это тяжелейшие условия жизни. Дачи и лес в черте города — это элементы городской роскоши. Они отличали город авиаторов от индустриальных поселков. Впоследствии это станет частью формата наукограда.
3. Города НКВД
Авиаторы сделали первый шаг. В 1930-е гг. они, хотя и меняли место ведомственной приписки, так или иначе все время оказывались в орбите Наркомтяжпрома Сергея Орджоникидзе. Но 1930-е годы — это время бешенной конкуренции ведомств за влияние в государстве, которую в итоге выиграл НКВД. В 1937 году Алексей Туполев и его сотрудники были арестованы как вредители, и оказались в распоряжении Николая Ежова и потом — Лаврентия Берии.
Берия стал наркомом внутренних дел 25 ноября 1938 года, а в первые недели декабря в Болшево (Королев) 1938 создается ЦКБ-29 НКВД — знаменитая туполевская «шарага», которая с переездами в Москву и потом в эвакуацию в Сибирь просуществовала до 1942 года. Берия не выдумывал нового — он основывался на опыте «Шахтинского дела» и дела «Промпартии» 1928-1930 годов, когда после ареста десятков ученых и технических специалистов впервые были созданы тюрьмы для специалистов[2]. Никто не ставит никаких специальных задач, и однако в этой рутине рождается новый формат[3]. После «туполевской шараги», которая оказалась чрезвычайно эффективным механизмом организации наукоемкого производства, НКВД стал обладателем уникального «ноу-хау», что предопределяет дальнейшее развитие событий[4].
С точки зрения государства формат решал следующие задачи.
Во-первых, снимался вопрос о мотивации труда ученых и конструкторов. Их труд не нужно было оплачивать, их не нужно было стимулировать, для них вопрос стоял так: либо работа по специальности в условиях, не угрожающих им физической смертью, либо — пытки и физический труд в лагере. Плюс к этому в случае отказа от работы оставалась еще возможность репрессий в отношении членов его семьи. Это было уникальное изобретение — для организации самого высокоинтеллектуального творческого процесса ХХ века использовалась самая примитивная схема рабского труда.
Во-вторых, снимался вопрос о секретности. Речь шла о военном производстве, что предполагало режим секретности даже вне атмосферы навязчивой шпиономании сталинского времени — а с ее учетом и подавно.
В-третьих, снимался вопрос о руководстве этим трудом. Проблема раннего советского государства — чрезвычайно низкий образовательный и человеческий потенциал руководящих кадров. Генерал-майор Валентин Александрович Кравченко, руководитель «Особого технического бюро», 4-го отдела НКВД, окончил начальное городское училище в городе Крюкове (1918) и затем до 1929 года работал токарем вагоноремонтных мастерских — это человек с неоконченным средним образованием. В 1929 году его отправляют на курсы для подготовки в ВУЗ, он поступает в Одесский институт связи, заканчивает его за три года и становится деканом радиотехнического факультета — при этом постоянно находится на партийной работе. Это был человек, которому подчинялись все «шараги», своего рода внутренний министр науки НКВД СССР. Для того, чтобы такой человек мог ставить задачи Туполеву и Королеву и оценивать качество их решений, требовалась специфическая система управления, снимающая вопрос о его квалификации.
Первобытная простота этой организации была чрезвычайно эффективна, и любые более сложные типы организации (через финансовые институты, систему менеджмента, системы внутрипрофессиональной оценки и конкуренции) в краткосрочной перспективе проигрывали в конкуренции с ней. Кроме того, случайно была решена еще одна задача, о которой государство не заботилось, но которая оказалась принципиальной для творческого процесса.
Николай Николаевич Поликарпов, советский авиаконструктор, «король истребителей», приговоренный в 1929 году к смертной казни, в 1930 получил предложение сформировать конструкторское бюро непосредственно в Бутырской тюрьме (ЦКБ-39 ОГПУ). Ему предложили назвать специалистов, которые были бы ему необходимы для полноценной работы бюро. Он написал список, после чего люди были арестованы прямо по этому списку. Эта история оказалась известна среди авиаконструкторов. Поэтому когда аналогичное предложение через 10 лет получил Алексей Туполев, он стал формировать свое конструкторское бюро (ЦКБ-29 ОГПУ) из тех людей, кто уже был арестован. Так там оказались не только выдающиеся авиаконструкторы (Владимир Петляков, Владимир Мясищев, Дмитрий Томашевич), но и люди достаточно разнообразных специальностей — философ и математик Роберто Бартини, физик Юрий Крутков, специалист по реактивным двигателям Сергей Павлович Королев. То же происходило позднее и в «Марфинской шараге», описанной Александром Солженицыным — здесь были заключены философы, математики, художники, архитекторы, журналисты, при том что научной темой была спецсвязь. Теория креативного города считает принципиальным, чтобы творческие коллективы формировались из ученых разных специальностей, и между ними был непрерывный контакт и обмен идеями. В «шарагах», где никто не ставил таких целей, это получилось само собой.
От редакции. Полностью статья Григория Ревзина будет опубликована в 4 номере журнала
[1] Термин «соцгород» утвердился в дискуссии «урбанистов» и «дезурбанистов» 1929 года, результаты которой были подведены в книге Николая Милютина «Соцгород. Проблема строительства социалистических городов» (1930). При этом Милютин был сторонником «дезурбанизма», и предложил в книге в качестве основного типа социалистического города «линейный город» (развитие вдоль дороги) с почти тотальными формами обобществления быта. Эти идеи, выросшие из эпохи конструктивизма, оказались крайне неуместными уже через год после публикации книги. Термин остался, хотя его содержание оказалось незаполненным реальным градостроительным смыслом.
[2] Юридически создание нового формата относится к 15 мая 1930 года, когда появился «Циркуляр Высшего Совета Народного Хозяйства и Объединённого государственного политического управления» об «использовании на производствах специалистов, осуждённых за вредительство», подписанный В. В. Куйбышевым и Г. Г. Ягодой.
[3] В романе Солженицына речь идет о «марфинской шарашке» (ныне ОАО концерн «Автоматика»), которая была создана позднее, в 1947 году, в Марфино под Москвой. Однако принципы организации науки в марфинской, болшевской и других шарашках совпадали.
[4] Известные научно-конструкторские центры в системе НКВД — ОКБ-16 (Казань, ракетные двигатели), ОТБ-82 (Тушино, Казань, Рыбинск, авиационные двигатели), Бюро Особого Назначения (БИХИ, Суздаль, биологическое оружие), Спецтюрьма № 16 (НИИ Связи, Марфино, спецсвязь), НИИОХТ (Ольгино, химическое оружие), ОТБ-40 (Казань, взрывчатые вещества), Особое геологическое бюро (Мурманск, геологи), ОТБ-1 (Красноярск, инженеры), Объект «Б» (Снежинск, атомный проект)
