Сильвия Чолева Спеши не торопясь[1], или О двух современных болгарских авторах
Писать о современной болгарской литературе для людей, которые ее слабо или вовсе не знают, как-то странно, потому что каждый пишущий адресует свой текст кому-нибудь, хотя тот часто — собирательный образ. В этом тексте я решила рассказать о характерном явлении в нашей литературе начала нынешнего века — о „Скорой литературе“ или „Быстрой литературе“ („Бърза литература“)[2], которое, хотя в свое время считалось малозначимым, но в настоящее время рассматривается как оставившее (значимый) след. Повод — новая книга рассказов одного из представителей этого направления: „По эту сторону смерти“ („От тази страна на смъртта“) Радослава Парушева. В качестве контрапункта я решила представить и сборник рассказов другого болгарского писателя, Чавдара Ценова, „Как-то раз“ („Имало един ден“)[3], который, вовсе не объявляя себя представителем того или иного течения в нашей литературе, известен как один из „неторопливых“ авторов.
Термин „Скорая литература“ был введен поэтом Тома (Фомой) Марковым где-то в 2003-2004 гг. и около него оформилась группа более молодых, тогда еще начинающих, болгарских поэтов и писателей. „Это революция в языке, что прекрасно, так как иначе — всему крышка. Конец мира не что иное как конец языка“, говорит он в интервью. Явление пережило быстрый успех тем, что вызвало интерес публики, превратясь в что-то вроде марки „городского“, раскрепощенной речи и арго, сочетания языков улицы и литературного — впрочем 90-ые годы 20 века уже положили основу этому — нестихающему действию, постмодерной игре с клише, агрессивной рекламе, групповому вхождению в литературный пейзаж. В то время вхождение в литературную среду со взломом воспринялось скорее всего как зыбь на поверхности воды, но годы показали, во-первых, что авторов „Скорой литературы“ нельзя поставить под общий знаменатель, они писали по-разному, у каждого была своя специфика, и, во-вторых, — они затем стали хорошими писателями и поэтами, но не следуя слепо модели, которые до того сами себе задали. „Скорое“ письмо по словам одного из представителей группы стало „жертвой своего собственного успеха“, целостность была хрупкой и распалась — как быстро появилось, так быстро и закатилось, но несомненно оставило след.
Сегодня авторы „Скорой литературы“ — состоявшиеся поэты и писатели. Один из них — Радослав Парушев, автор романов и книг рассказов, который, к сожалению, остался далеко от литературных призов, но зато обладает преданной читательской аудиторией. В другом направлении литературного письма, назовем его условно „неторопливого“, тоже есть хорошие образцы и авторы, которым и в голову не приходит определять себя как литературную группу. Это отдельные писатели и поэты, каждый с своим голосом и стилем. Многие из этих авторов работают в пренебрегаемом в последнее время беллетристическом жанре рассказа и создают чудесные произведения. Наиболее ярко заявил о себе в этом направлении, быть может, Чавдар Ценов, издавший несколько сборников рассказов и романов, один из лучших наших современных писателей, награждавшийся престижными наградами.
Оба автора пишут о горожанах, об их проблемах, о том, как ими переживается переход, затянувшийся на три десятилетия, что его волнует, во что он верит, как смотрит на прошлое и на настоящее. У обоих присутствует своеобразный для каждого юмор, ирония – более резкая и агрессивная у Радослава Парушева, более деликатная и меланхолическая у Чавдара Ценова. Наконец, у обоих в меру узнаваемый стиль письма, равно как и свои почитатели, а от последних требуется не только любовь к литературе, но и эрудиция, и чувство юмора.
Несмотря на эти сходства, они пишут очень по-разному.
В быть может пока лучшем сборнике рассказов Радослав Парушева, „По эту сторону смерти“, истории — пестрый калейдоскоп случаев и героев, находящихся на грани маниакальности, часто поступающих ирационально. Это люди, среди которых мы живем, но и люди, о которых слышим по новостям. Иные из расссказов даже напоминают киносценарии. Писатель проводит нас не тоько через настоящее, но возвращается и назад в историю, его воображение рисует дистопические картины и невероятные ситуации, как будто стремясь все время играть в прятки с читателем, ставить ему ловушки, бросать ему вызов не только случающимся, но и языком, доходящий иногда до вульгарности. Кажущаяся легкость, с которой прочитываются короткие, написанные с размахом и эффектно оканчивающиеся рассказы, разнообразие тем и стилистических решений — все это оказывается с особенным „оттянутым“ действием, и рассказы остаются в сознании, побуждая к размышлению.
Не менее запоминающиеся рассказы Чавдара Ценова, их эхо долго глохнет в читателе, хотя они совсем иные. Вышедший недавно „Как-то раз“ — репрезентативное собрание его работ с 1975 года по наши дни. В очередной раз мы убеждаемся в повествовательском таланте автора, в его мастерстве при орудовании языком. В течении лет он, конечно, изменялся и чеканил свою манеру письма, но одно оставалось неизменным — одухотворенность его рассказов. Что касается его тем и героев, Чавдар Ценов говорит в интервью, что как писателю ему более интересны „униженные и оскорбленые, чем самодоволные и ожиревшие“. „Кроме того я считаю“, продолжает он, „что мои тексты при этом социально озабочены, но не только, и не в том агрессивном сиромахомильском[4] варианте. Что касается патетики, я всегда отдавал предпочтение иронии. А работа (задача) писателя как раз в этом — подводить[5] читателя и в следующий момент уводить его в иную сторону. Иначе читатель не усидит с ним и пять минут.“ Умение Чавдара Ценова — водить читателя излучинами историй, будто в фильме Тарковского создавать неповторимое ощущение полусна, иллюзорных состояний, того, что мы постоянно ищем себя и не в состоянии ни найти себя в минувших днях, ни четко видеть будущие. Герои будто погружаются и всплывают из тумана, прогуливаются, блуждают по улицам города и по закоулкам собственной души, и в этом смысле рассказы Ценова как бы сулят множество концовок, как бы у этого парения, соизмеримого с парением в жизни человека, нет начала и нет конца.
Явление двадцатилетней давности по имени „Скорая литература“ было в некоторой степени продолжением раскрепощения и свободы экспериментировать, характерной для болгарской литературы 90-х годов прошлого века. Оно сумело сфокусировать (ненадолго) внимание на синхроне между нашим современием и литературой, которая создавалась тогда. В известном смысле оно стало катализатором, оно продлило и усилило известные процессы. Что же касается определения манеры письма того или иного автора как „скорой“ и „неторопливой“, то оно вряд ли интересно читателям, ищущим качество в литературе. А качество в этой области творчества зависит не только от скорости.
Перевод с болгарского Йордана Люцканова
[1] Или, конечно, „спеши не поспешая“ — в зависимости от наших вкусовых предпочтений. (Прим. перев.).
[2] Не только по букве словаря, но и по смыслу настоящего обзора возможен и другой перевод: „Неспешная литература“, т.к. болгарское выражение активизирует в почти равной степени оба ассоциативных ряда (и к „скорой помощи“ — но и к „забегаловке“, к оставшимся от позднего госсоциализма вывескам „бърза закуска“, — и к „festina lente“). Возможен и вариант „Быстрая литература“, выбранный в свое время другим переводчиком (в статье Маи Горчевой „У Одесской лестницы: русский канон в цитатной стратегии популярной болгарской литературы“, ж. „Политическая лингвистика“, 2014, № 1). (Прим. перев.).
[3] Сочетание модифицирует стандартный сказочный зачин „имало едно време“. Замена „времени“ „днем“ как будто переводит предлежащее рассказу с нездешнего прошлого неопределенного в неотдаленную будничность, сохраняя хотя бы потенциальную двупланность. Мы не уверены в удачности своего перевода. (Прим. перев.).
[4] Букв. „приязнь, любовь к беднякам, бедноте“. Отсылает к близкому к российскому народничеству умонастроению среди болгарских социалистов к концу 19 в.; слово устоялось в языке в метафорическом значении: приближающаяся к умилению приязнь к беднякам, склонность к игнорированию интересов других прослоек общества. (Прим. перев.).
[5] В смысле ‘вводить (как бы) в заблуждение’. (Прим. перев.).
