Анонс номера,  Город,  Искуcство,  Наследие,  Регионы,  Территориальный брендинг,  Урбанистика

Михаил Тимофеев Наволоки (А. Нечаев)

Наволоки обязаны своим превращением из заурядного села на берегу Волги в город купцам П. Г. Миндовскому и И. А. Бакакину, основавшим в 1880 году здесь небольшую ткацкую фабрику, превратившуюся в дальнейшем в крупное производство. Моноиндустриальное поселение стало в советское время сначала рабочим посёлком, а в 1938 году городом, с 1935 по 1958 год являвшимся райцентром, включённом при укрупнении в Кинешемский район Ивановской области. Текстильное производство работает в старых и новых цехах до настоящего времени, но бывший хлопчато-бумажный комбинат «Навтекс» присутствует у Александра Нечаева буквально на двух-трёх картинах, некоторые из них следует считать концептуальными, как, например, «Образ родины в моем сердце» (2006).

Если фабрика оказалась в прямом и переносном смысле на периферии взгляда художника, то в центр он поместил место, расположенное буквально в паре сотен метров от забора комбината — Базарную площадь и её ближайшие окрестности, среди которых можно выделить четыре значимых локуса — храм Успения Пресвятой Богородицы, краснокирпичную четырёхэтажную казарму, заводь у впадения в Волгу речки Каревки и двухэтажное здание с продуктовым магазином «Волга», именуемым местными жителями чапком. Можно добавить ещё расположенную здесь городскую библиотеку и перспективу ведущей из центра на площадь улицы Советской, но они опять же единичны, хотя и значимы для формирования образа места, о чём будет сказано отдельно ниже.

Приступая к анализу созданного Александром Нечаевым образа Наволок, нужно отметить его склонность акцентировать визуальный ряд с помощью названий. В ряде случаев они метафористичны и цитатны, что с достаточной степенью уверенности должно фиксироваться аудиторией, имеющей определённый уровень гуманитарной подготовки. Специфичностью же авторской трактовки являются многоточия в названиях, как бы фиксирующих незавершённость возможных прочтений его работ.

Фабрика как отсутствующее

Как уже было сказано, местный текстильный комбинат оказался в стороне интереса художника. Его можно увидеть на эпичном пейзаже «Осень на Волге… Наволоки» (2020), где он зажат вместе со всем городом между грозовым небом и толщью волжской воды. Или на работе 2013 года, где тот же вид представлен в погожий летний день.

На картине «Бытие» (2017) года он тоже отнюдь не доминирует, виднеясь на дальнем плане. В какой-то степени это можно объяснить тем, что это как бы взгляд ребёнка — главного героя картины, для которого градообразующее предприятие не более, чем деталь пейзажа, но всё же акцент сделан на богооставленность этого места, где фабрика — часть профанного мира. Обращённая вовне приватного пространства репродукция мадонны с младенцем, размещённая на балконе с разбитым стеклом на переднем плане картины, как бы демонстрирует, что Дева Мария отпускает Иисуса в этот серый и холодный мир. А мальчик с санками остановился перед обрывом, где перед ним открывается вид на мир дольний с типовыми клонированными пятиэтажками и рядами одноэтажных деревянных домиков, символизировавшими в позднесоветское время смену старой сельской жизни новой городской. Это тот жизненный уклад, из которого не так просто вырваться. Своеобразным приквелом этой картины является работа «Авиатор» (2016), где юный герой, стоящий, по-видимому, перед оврагом на улице Ульянова, рассчитывает унестись из провинциальных Наволок на самодельном аэроплане.

Хорошо знающая Нечаева поэтесса Мария Махова, в статье о его выставке настойчиво отмечает, что «одна из главных тем у художника — это город его детства, Наволоки, где он прожил большую часть своей жизни». 

И еще вот это, щемящее, из глубин памяти — сугробы, дорога, маленький мальчик держит в руке самодельный аэроплан. Скоро он улетит — от этих сараев, этих заборов. Да он давно уже летит. И знает это.

А вот на этой картине тот же мальчик с санками, один на горе среди сугробов смотрит сверху на свой не очень веселый город. Всё такое большое: сугробы, столбы, деревья. И маленький мальчик с санками в руках. И нет солнца.

«Одно из ярких впечатлений детства. — отвечает на мой вопрос Александр Нечаев, — такое: выхожу зимой в воскресенье гулять и смотрю, как все ребята радостно катаются на санках, а мне так тоскливо вдруг становится… Смотрю и думаю: и чего они все радуются? Нет, я тоже был как все, и тоже с азартом катался и играл, но это состояние тоски и грусти часто накрывало меня и не давало… быть беспечным, что ли» [Махова].

Уже довольно отстранённое зрелое восприятие родного города в работах Нечаева — это всё же не преодоление детских переживаний, а настойчивое создание дистопии, утерянного рая, возможно даже, что утерянного до его обретения.

Написанная в 2006 году программная концептуальная работа «Образ родины в моём сердце» — это обобщённый образ Наволок, где на переднем плане покосившиеся деревянные домики со спутниковыми антеннами и тщательно выписанная панельная пятиэтажка с переполненными мусорными баками возле стены и загаженной детской песочницей. За баками на сарае надпись «ГР.ОБ» (сокращение группы «Гражданская оборона»), читающаяся без учёта наличия точки посередине слова. Запущенность демонстрируют растущие на крыше берёзки, выбитые и заколоченные окна в пустующей квартире и в подъезде, кривая не закрывающаяся дверь в него с эмблемой «Спартака». Но больше всего потрясают выведенные из квартир трубы —альтернативной канализации и буржуек. В перспективе за церковью виднеется фабрика с не дымящей трубой и мощный кирпичный особняк под мачтой сотовой связи. Именно в эту сторону направляется большая группа людей, как бы игнорирующих дорожные знаки, адресованные, правда, не пешеходам, а автомобилистам, о том, что там тупик и опасность.

Через 13 лет Нечаев продолжит эсхатологическую тему в нарочито прямолинейной работе «Солнечный остров» (2019) с чёрным вороньём на стальном небе, с пустыми глазницами окон сгоревшего дома, и возвышающейся над частной застройкой за оврагом серой как здешняя жизнь пятиэтажкой. Лирический герой проторяет дорогу в снегу, а его чёрный пёс не может оторваться от единственного яркого пятна — афиши местного Дома культуры с анонсом фильма «Солнечный остров».

Красная казарма на Базарной площади

Пожалуй, единственная у Нечаева картина-реконструкция  это перенесённый со старой фотографии вид с Прокуроровой горы на Базарную площадь рубежа шестидесятых-семидесятых годов, вероятно, запомнившаяся с детства. Окаймляющая картину в верхней части листва придаёт этому виду театральность. На переднем плане лужайка с одуванчиками, чуть ниже её молодые берёзки. Следующий пласт картины  это собственно площадь с деревянными строениями, где, очевидно, каждый магазин со своим неповторимым запахом  свежего хлеба, гвоздей, пряной селёдки, мануфактуры, пыльных книг… Слева площадь окаймлена двухэтажным зданием со столовой, за которой видна заводь с привязанными к берегу лодками. По центру перспективу вида на Волгу закрывает здание бывшей фабричной казармы, где в ту пору размещался текстильное училище. А на заднем плане открывается вид на реку с интенсивным движением барж и теплоходов и противоположный берег с причалами для парома. 

Е. Вихрова считает, что на этой работе «образ-призрак, вдохновлённый старыми фотографиями и детскими воспоминаниями. Парадоксально, но городской пейзаж почти лишен людей. Это странно для базарной площади, безлюдность рождает ощущение тревоги, горечи воспоминаний» [Вихрова]. Однако базарная площадь в провинциальном городке не всегда наполнена народом. Кто-то на работе, кто-то уже закупился. Скорее на пейзаже вполне безмятежный июньский полдень, зафиксированный когда-то местным фотографом, и переосмысленный художником.

Поскольку Нечаев жил в здании казармы, то видов на неё с разных ракурсов у него довольно много, что позволяет никогда не бывавшим здесь зрителям проникнуться окружающим её тихим покоем. 

Диптих «Тихая моя родина…» и «Последние тёплые деньки»  показывает уже площадь в нынешнем состоянии запустения. Присутствие человека здесь минимально  мелкие фигурки на дальнем плане, да остатки социально неодобряемого распития какого-то напитка на лавочке погожим октябрьским деньком.

Впрочем, элегическая тональность есть не на всех пейзажах этого места. Работа «На краю света», давшая название выставке художника в Кинешме, демонстрирует вид на этот локус с Волги с полуразрушенными домами.

Игорь Лебедев, заместитель директора по науке Кинешемского художественно-исторического музея, в интервью по поводу выставки заметил: «Это не говорит о том, что Наволоки — край света, хотя и это тоже. Для Нечаева Наволоки — это то место, с которого все начинается и которым все кончается. Дело в том, что край света для Нечаева — это понятие не географическое и не социально уничижительное, вовсе нет, это некая граница между светом и тьмой» [Зенина, Хмелёв].

Как написал сам Нечаев про работу «Зима… Наволоки…» на своей странице Вконтакте в ноябре 2021 года, когда проходила эта выставка, 

это одна из моих старых работ… К сожалению, половины зданий уже нет… А те, что остались, например «Каменный» и «Макаронка», — они «мёртвые»… Недавно у меня было желание повторить этот вид спустя 17 лет на новом, так сказать, уровне, но как увидел на заброшенной Базарной площади одни мусорные контейнеры, то сразу желание пропало… Если раньше этот пейзаж медленно-уходящей эпохи вызывал тихую философскую тоску, то сейчас просто депрессию...[1]

Храм Успения Пресвятой Богородицы. Наволоки

Благодаря расположению на двух уровнях, вид от Волги храм Успения Пресвятой Богородицы до появления вышки сотовой связи был доминантой города и в известной степени продолжает быть таким в безлиственный период, когда он исчезает за многочисленными деревьями. Так что виды на эту церковь у Нечаева преимущественно зимние, хотя в ранний период немало и летних, на которых виднеется лишь верх колокольни. И их, как отмечает искусствовед Л. Матвеев [Матвеев], у автора больше, чем каких либо иных. Самый концептуальный из них навеян сюрреалистическими работами Рене Магритта, при том что в наволокском варианте сегмент неба на картине в картине демонстрирует возникновение лика Христа на облачном небе.

А на одной из наиболее мрачных работ автора изображён ноябрьский или апрельский вечер на площади. Светящиеся в сумерках огни библиотеки дополнены ещё двумя яркими деталями — пакетом в руках у мужчины и знаком «Проезд запрещён» у начала мощёной дороги, ведущей к храму. Весь вид на храм с этой точки оплетён висящими на столбах проводами с сидящими на них птицами.

Магазин/столовая

Вид на неброское здание бывшей столовой, функционирующее в настоящее время как продуктовый магазин и склад, открывается по пути из центральной части города в перспективе улицы Советской, что дало возможность Нечаеву использовать оксюморон «тупик перспективы». Это как бы альтернативная библиотеке точка притяжения на площади, пользующаяся повышенным вниманием в летний сезон, когда наволокчане устремляются к пляжу. В зимний сезон магазин «Волга» обслуживает жителей округи, включая и обитателей бывшей казармы. Маятниковое движение по маршруту туда-обратно — неотъемлемая часть здешнего быта.

Заводь у устья Каревки

Локация Базарной площади специфична тем, что находится в непосредственной близости от заводи у впадения в Волгу речушки Каревки, укреплённой в конце 1950-х дамбой при создании Горьковского водохранилища. Однако это обстоятельство не делает этот локус уникальным. Можно, в частности, сослаться на статью Н.Ю. и Д.Н. Замятиных, которые ставили этот вопрос следующим образом:

Всякий ли волжский город предлагает набор собственных образов? Ведь стоя на набережной любого такого города или городка, легко скатиться на избитые славословия «великой русской реке», окунуться в знакомую череду образов. Возникают и плещутся, купаются и плывут набережная, панорама с церквами, купеческими домами, уютными беседками и беспросветными оврагами, рыбачьи лодки, полуголые ребятишки, облака… Что здесь своего, отсутствующего в других городах на реке, такого, что можно было бы с уверенностью назвать системой речных образов, в которых своеобычно проявляются именно этот город, именно его запутанная история, его легенды и предания? [Замятина и Замятин, 2002].

История с дамбой и скрытым под площадью ручьём принципиально не меняют ситуацию. По-особому взглянуть на уходящую к большой реке окраину Базарной площади позволяет именно соседство различных разномастных строений, среди которых особое место занимают фактурные лодочные гаражи, судя по работам художника, живописные во все времена года и суток.

Калачовский мост и дамба на стрелке Каревки и Волги — места медитативные. В большей степени притягательные осенью и зимой, причём преимущественно в сумерки, в час между волком и собакой. Судя по работам Нечаева, это места для неторопливого созерцания и неспешных прогулок.

Игорь Лебедев подчёркивает, что Нечаев — «это художник одиночества, но не депрессивного одиночества, безысходного, а скорее это такая светлая грусть, по тому, что могло бы быть или по ушедшему. Все равно всегда есть место для какой-то надежды и для какого-то выхода через чердак, то есть для какого-то светлого выхода» [Зенина, Хмелёв].


[1] Это одна из моих старых работ… https://vk.com/wall30896280_11544

Иллюстрации со странички Александра Нечаева в Вконтакте

От редакции. Полностью статья «Художники как «гении места». Манчестер/Солфорд (Л.С. Лоури) и Наволоки (А.Н. Нечаев)» Михаила Тимофеева будет опубликована во 1 номере журнала 2023 года