Константин Бугров Золотое кольцо текстильного края
С тех пор как журналист Ю. А. Бычков в 1967 г. проехал по кольцевому маршруту Москва — Ростов — Ярославль — Суздаль — Владимир — Москва, именно Золотое кольцо стало основным брендом обширного региона, которому сейчас трудно даже подобрать какое-либо другое имя. Когда-то он был известен как Замосковье, сегодня А. И. Трейвиш говорит о «русском историко-культурном и промышленном ядре, сложившегося в междуречье Волги и Оки» [Трейвиш, 2004: 12], Центральном старотекстильном ареале, образуемом двумя частями — Ивановским кластером, в основном приходящимся на Ивановскую область [Столбов, 2012: 49], и Московским кластером, охватывающим восток и юго-восток Московской области, а также южную часть Владимирской. Это — «страна центрально-русских “манчестеров”» [Трейвиш, 2004: 18], «текстильный край», территория, в 1929—1936 гг. почти полностью, за вычетом района Орехово-Зуево, объединенная в рамках огромной Ивановской промышленной области.
Более старая южная часть этой страны с начала XIX в. складывалась как кольцо промышленных пригородов крупнейшего центра текстильной индустрии — Москвы. Формирование промышленного кольца вокруг Москвы, в основном закончившееся к 1860-м гг., протекало по радиальной модели, однако «самыми развитыми в промышленном отношении оказались территории, расположенные к северо-востоку, востоку и юго-востоку» [Градостроительство России… , 2003: 427], развивавшиеся вдоль железнодорожных линий на Ярославль, Нижний Новгород и Рязань. Таким образом, ряд крупных текстильных производств оказался на территории современной Владимирской области [Ловкова и др., 2018: 24]. Северная же часть Центрального старотекстильного ареала занимает компактную территорию, ограниченную с запада линией Ростов — Ярославль, с юга — линией Ростов — Тейково — Вязники, с востока и севера — рекой Волгой. Помимо иваново-вознесенского промышленного узла здесь к концу XIX в. благодаря появлению ряда железных дорог сформировались кинешемско-вичуго-родниковская, писцово-середская и коврово-южская группы фабрик [Градостроительство России… , 2003: 429].
Таким образом, если бы Бычков хотел любоваться не древнерусским зодчеством, а памятниками фабричной архитектуры XIX — начала XX в., его маршрут должен был бы представлять собой нечто вроде восьмерки, вытянутой с юго-запада на северо-восток, выписывающей два эллипса по двум текстильным кластерам — Московско-Владимирскому и Ивановско-Ярославскому. Поселения, расположенные на этом Текстильном кольце, имеют сходный историко-архитектурный, социальный и культурный профиль. Быстрый рост промышленности заставлял владельцев фабрик выносить здания за пределы исторически сложившейся застройки поселения, и этот «слободской» принцип градостроения трансформировал зарегулированную, основанную на жестком и четком плане систему расселения, сложившуюся в России в XVIII в. [там же: 445] Архитектурными доминантами этих поселений были текстильные фабрики, высившиеся как замки или кремли, «облицованные красным кирпичном многоэтажные корпуса с фасадами, прорезанными рядами равномерно расположенных окон» [там же: 448]. Наряду с фабриками определяющую роль в архитектурном облике этих поселений играли церкви, строившиеся стараниями предпринимателей [Гарелин, 1884: 5]. В 1873 г. даже была сделана попытка наделить поселение характерным гербом: «Нижняя половина выражает колесо — механику, реторта — химию, то есть промышленность, якорь и кипы товара — торговлю…» [Корников, 2008: 24].
В советское время Ивановская область имела репутацию «текстильного цеха Союза», выпуская не менее 1/5 части общесоюзного производства тканей [Бушуева, 2011: 275]. На протяжении 1930-е гг. старые фабричные центры обзаводились конструктивистскими общественными зданиями и жилыми домами, врезавшимися в дореволюционную застройку. Вплоть до середины 1930-х гг. Иваново, крупнейший экономический центр текстильного края, претендовало на высокое звание «третьей столицы» страны [Тимофеев, 2016: 73]. Город, конечно, обладает чертами сходства с другими центрами крупных советских индустриальных областей — Свердловском, Новосибирском, Ростовом-на-Дону, Горьким. Однако есть и важные различия: в отличие от упомянутых региональных центров, где вокруг промышленных новостроек-гигантов развертывалось новое жилищно-коммунальное строительство (как соцгород Автозавода в Горьком или Уралмаш в Свердловске), в Иваново промышленный рост шел в основном на базе дореволюционных предприятий. Конечно, был построен ряд новых предприятий — фабрика имени Дзержинского, фабрика «Красная Талка» и меланжевый комбинат им. К. И. Фролова [Тимофеев, 2017: 57]. Однако эти предприятия не формировали собственных городков. Похожая ситуация была и в других городах Ивановской промышленной области, хотя некоторые, как Тейково или Шуя, обзавелись довольно крупными комплексами в духе конструктивизма. Отличался от других городов текстильного края Комсомольск, построенный при электростанции ИвГРЭС и ставший образцовым конструктивистским соцгородом [Снитко, 2015].
Поскольку подавляющее большинство фабрик было «унаследовано» от дореволюционной поры, составной частью индустриальной идентичности текстильного края была революционная гордость (разве что Санкт-Петербург мог выступать в том же почетном качестве «колыбели революции»). Иваново считалось не только «текстильным цехом страны», но и «родиной первого Совета», а история о страданиях пролетариата и о героической борьбе против капитализма была обязательной составляющей советского нарратива о каждом из «манчестеров». «История Большой Ивановской мануфактуры неотделима от истории всех ивановских
текстильщиков, от их революционной борьбы и участия в коммунистическом строительстве», — констатировали авторы исторического очерка о Большой Ивановской мануфактуре (БИМ) в 1952 г. [Глебов, Соколов, 1952: 3]. К 1970-м гг. Иваново закрепило репутацию «города первого совета», в городе был создан ряд монументальных произведений на эту тему [Вакарчук, 2017].
По сравнению с героическим нарративом об угнетении/освобождении собственно индустриальная гордость, связанная с развитием производства в XX в., была меньше, по преимуществу сводясь к описанию ударного труда (стахановки Виноградовы, важные фигуры советского «пантеона» 1930-х гг., представляли Вичугу). Тот факт, что мануфактура продолжала работать в старых цехах, вызвал у авторов неловкость, которую они старались скрыть: «В отличие от дореволюционных лет, когда производственные корпуса плохо освещались и были сильно загрязнены, Большая Ивановская мануфактура, как и всякая советская фабрика, поддерживает тщательный порядок во всех производственных помещениях. Печатный цех со стенами, окрашенными масляными красками, и освещенный лампами дневного света, установленными у каждой печатной машины, выглядит, как большая производственная лаборатория. Чистота на производстве обязывает рабочих добиваться высокой культуры в выработке первосортных тканей» [Глебов, Соколов, 1952: 126].
Текстильный профиль равнинно-фабричной цивилизации на протяжении XX столетия конкурировал с другими нарративами идентичности. С юга в текстильную страну уже с конца XIX в. врезался клин металлургической, металлообрабатывающей и химической индустрии, развертывавшийся по линии Ковров — Владимир — Кольчугино — Киржач. C 1870-х гг. в Кольчугино развивалась цветная металлургия. В Коврове, бывшем видном текстильном городе, с 1916 г. присутствовала и крупная военная промышленность, в 1930-х гг. начавшая определять облик города. В 1930-х гг. крупным центром химической промышленности и приборостроения стал Владимир. На севере Ярославль утратил текстильную специализацию, став ведущим центром нефтехимической, резиновой и моторостроительной индустрии. Наконец, южная часть Текстильного кольца, сложившаяся близ Москвы, переживала те же трансформации, что и столица: здесь быстро начал расти комплекс наукоемкой индустрии, размывавший старый ландшафт «манчестеров». Второй пятилетний план развития народного хозяйства СССР в 1934 г. констатировал сдвиг в экономике Ивановской области от текстильной индустрии к химии и машиностроению [Второй пятилетний план… , 1934: 48]. Однако при разделении Ивановской промышленной области в 1936 г. машиностроительные и химические новостройки оказались на территории Ярославской и Владимирской областей.
В послевоенный период начался новый виток насыщения области машиностроительными производствами. В путеводителе по Ивановской области 1949 г. известный писатель М. Д. Шошин провозглашал: «В будущем Иваново — центр не только текстильной промышленности, но и машиностроения. Город станет одним из крупнейших промышленных и культурных центров страны» [Шошин, 1949: 42]. Действительно, на территории города разместился теперь ряд машиностроительных заводов, однако вклад этих предприятий в их профильные отрасли был меньше, чем вклад Ивановской области в текстильную отрасль. Более серьезным вызовом стала формировавшаяся с 1960-х гг. идентичность Золотого кольца, опирающаяся на музеефицированные старинные монастыри и храмы, а также на растущий спрос огромной Москвы, начинавшей потреблять блага культурного туризма. Основой Золотого кольца выступали два огромных музея — в Ростове и во Владимире; в Суздале был выстроен мощный современный гостиничный комплекс [Арефьева, 2017]. И по сей день местные органы власти развивают Золотое кольцо; появляются разнообразные проекты «малых Золотых колец», стремящиеся вовлечь в процесс те города, которые не попали в оригинальный маршрут [Глушкова, 2019: 45].
На фоне успехов Золотого кольца текстильное производство плохо поддавалось позиционированию как наукоемкая, современная отрасль промышленности. Хотя, разумеется, она тоже является областью применения наукоемких технологий (материаловедение, автоматизация производства), все же основной прогресс в текстильной промышленности, являющейся в категориях Джереффи цепочкой, зависящей от покупателя, достигается в сфере дизайна, который отделяется от текстильного производства и становится частью креативной индустрии моды. Эта отрасль производства в СССР развивалась слабо. Поэтому распад плановой экономики СССР больно ударил по «манчестерам»: к уязвимости перед хлынувшим на рынок импортным продуктом прибавились слабая обеспеченность сырьем [Балдин, 2014: 20], узкая специализация и консервативная структура выпускаемой продукции, избыточный размер и энергетическая неэффективность фабрик, низкая автоматизация, слабое (ниже 15 % от общего объема) использование синтетических волокон, преобладание выпуска простых тканей с несложной технологией, износом оборудования [Кураев, 2014: 82]. Особо острой проблемой стал сбыт текстильной продукции швейным предприятиям [Капицын и др., 2000: 50]. Но в целом регион сохранил, несмотря ни на что, репутацию «текстильного цеха страны». Складывавшаяся на протяжении двух с лишним столетий индустриальная идентичность дает о себе знать на футбольном поле, одна из речовок ивановских болельщиков такова: «Оле-оле, оле-оле, поем мы все о текстиле» [Горохов, 2018].
С 1999 г. ситуация в текстильной промышленности Ивановской области стабилизировалась, наметился рост [Яковенко, 2014: 123]. Именно здесь действуют специализированные торгово-логистические комплексы текстильного профиля, интернет-площадки для торговли текстильной продукцией. Сложилась и сеть мелких швейных производств, выпускающих недорогую продукцию небольшими партиями [Некрасова, 2012: 158]. Легкая промышленность Центрального старотекстильного ареала, первоначально консолидированная весьма слабо, в XXI в. оказалась реорганизована в рамках ряда холдингов, таких, как «Шуйские ситцы», «ТДЛ Текстиль», «Нордтекс» и другие [Аржанова, 2014]. К 2010 г. началась реализация амбициозной политики создания инновационного кластера [Рычихина, 2013: 94], воплотившаяся, впрочем, далеко не полностью [Солдатов, Некрасова, 2016]. Экономическая сила текстильного сектора не очень-то велика: в сумме ивановские текстильные производители реализовали продукции на ту же сумму, что и ростовская фирма «Глория Джинс», занявшая 384-е место в рейтинге 600 крупнейших компаний России 2019 г. и оказавшаяся в нем единственным представителем легкой промышленности. В отличие от текстильной индустрии, которая в СССР была сконцентрирована в нескольких регионах, включая Центральный старотекстильный ареал, швейная промышленность была довольно равномерно распределена по территории страны [Христофорова и др., 2015: 274]. Экономисты считают, что развитие текстильной индустрии России (и Ивановской области) связано с наращиванием производства синтетических материалов, с ориентацией на работу в среднем ценовом сегменте (поскольку в дешевом сегменте конкурировать с китайскими и другими производителями невозможно, а в дорогой сегмент доступ закрыт из-за отсутствия российских мировых брендов), с интеграцией в глобальные цепи поставок [Текущее состояние… , 2014: 314, 323]. В сумме население текстильного края, если взять Ивановскую, Владимирскую, Вологодскую и Ярославскую области, а также восточные районы Московской области, составляет около 5 600 000 человек, распределенных довольно-таки равномерно по площади около 15 000 км2.
Недостаточная наукоемкость, слабая консолидация, отсутствие впечатляющего индустриального нарратива (его сильнейшая часть, история об эксплуатации и революции, обесценилась с крахом СССР) исключают для текстильного края инструментальную роль индустриальной гордости в культурном развитии. Однако не существует никаких препятствий для того, чтобы рядом с Золотым кольцом через пространство равнинно-фабричной цивилизации пролегло бы еще одно — Текстильное — кольцо. В таком случае уцелевшая легкая промышленность смогла бы компенсировать отсутствие модных брендов, этнизируясь и позиционируя себя как традиционное производство, художественный промысел. Старинные фабрики в этом случае могли бы превратиться в культурно-торговые центры, стать точками продаж. Предполагаемый инновационный текстильный кластер лишь выиграл бы от появления кластера культурного, этакого «текстильного Диснейленда», совмещающего черты этнопарка, ярмарки и фабричной краснокирпичной архитектуры.
От редакции. Полностью статья Константина Бугрова «Ткацкие станки и доменные печи: культурный потенциал индустриального наследия в центральном старотекстильном ареале и уральском регионе» будет опубликована в 1 номере журнала 2021 года
